***
Два разговора о смысле жизни
1. Это неба полотенце. Это речка. Это лес.
Это тихий плач младенца. Это ангел. Это бес.
Это вышиты на ткани солнце, звёзды и луна.
Это жизнь моя на грани то ли смерти, то ли сна.
Волк, как ветер, завывает. Как луна, вода блестит.
Бог лицо от нас скрывает. Мать дитя своё растит.
Это травы зреют в поле, это зверь живёт в неволе,
привыкая к новой роли, в небе бабочка гостит.
Ах, давно ль она дрожала, потому что червячком
на сырой земле лежала то ли навзничь, то ль ничком?
И имела вид наивный, и смеялась надо мной,
а теперь, как ангел дивный, держит крылья за спиной.
2. Это чистая тарелка. Это ложка. Это ложь.
Это страшно. Это мелко. (Слов во тьме не разберёшь).
Тьма закрыла свет, как штора. Ночь на улице шуршит.
Тонкой ниткой разговора воздух в комнате прошит.
Я ребёнка пеленаю, тихо плачу и молчу.
Помнишь? Помню. Знаешь? Знаю. И заплатишь? Заплачу.
Чем заплатишь? Звёздной пылью, молоко из чашки вылью.
За спиною пряча крылья, ангел дует на свечу.
Как спокойно и бесстрастно Бог пускает время в рост!
Безвоздушное пространство служит пищею для звёзд.
Ночь — кормилица и нянька — с головой укрыла твердь.
Человек, как Ванька-встанька, погружён то в жизнь, то в смерть.
Я лицо росой умою, чтоб глаза мои закрыл
ангел с траурной каймою по краям лазурных крыл
***
Лилит
И грех её не тяготит,
и каждый жест её — отрава,
и впереди её летит
её двусмысленная слава.
Но кто она? Она — душа,
лишённая привычной плоти,
иль тень от листьев камыша,
иль просто бабочка в полёте?
Иль голос в комнате пустой,
воспоминанье, призрак ложный;
иль взгляд Адама в день шестой
на Еву — влажный, невозможный...
***
Уже постель готова брачная
вдали, за облачной грядой, —
и одинокая, невзрачная,
летает бабочка прозрачная
над потемневшею водой.
Тебя, случайного виновника
любви и смерти наяву,
сквозь куст горящего терновника
увижу я — и позову
на вечный пир в палаты царские,
где пляшут ночью мотыльки...
В Тамбове, Ртищеве, Аткарске ли,
на берегу большой реки
ответных слов шаги неверные
звучат, как шорох за стеной, —
венчают духи атмосферные
твою беду с моей виной.
Так летний день венчают с радугой,
с прозрачным небом — стрекозу...
Так ангел где-нибудь над Ладогой
с соринкой маленькой в глазу
летит, и быстро мчится тень его,
и внятен нам его полёт,
и целый день над речкой дерево
стоит и слёзы молча льёт.
Два разговора о смысле жизни
1. Это неба полотенце. Это речка. Это лес.
Это тихий плач младенца. Это ангел. Это бес.
Это вышиты на ткани солнце, звёзды и луна.
Это жизнь моя на грани то ли смерти, то ли сна.
Волк, как ветер, завывает. Как луна, вода блестит.
Бог лицо от нас скрывает. Мать дитя своё растит.
Это травы зреют в поле, это зверь живёт в неволе,
привыкая к новой роли, в небе бабочка гостит.
Ах, давно ль она дрожала, потому что червячком
на сырой земле лежала то ли навзничь, то ль ничком?
И имела вид наивный, и смеялась надо мной,
а теперь, как ангел дивный, держит крылья за спиной.
2. Это чистая тарелка. Это ложка. Это ложь.
Это страшно. Это мелко. (Слов во тьме не разберёшь).
Тьма закрыла свет, как штора. Ночь на улице шуршит.
Тонкой ниткой разговора воздух в комнате прошит.
Я ребёнка пеленаю, тихо плачу и молчу.
Помнишь? Помню. Знаешь? Знаю. И заплатишь? Заплачу.
Чем заплатишь? Звёздной пылью, молоко из чашки вылью.
За спиною пряча крылья, ангел дует на свечу.
Как спокойно и бесстрастно Бог пускает время в рост!
Безвоздушное пространство служит пищею для звёзд.
Ночь — кормилица и нянька — с головой укрыла твердь.
Человек, как Ванька-встанька, погружён то в жизнь, то в смерть.
Я лицо росой умою, чтоб глаза мои закрыл
ангел с траурной каймою по краям лазурных крыл
***
Лилит
И грех её не тяготит,
и каждый жест её — отрава,
и впереди её летит
её двусмысленная слава.
Но кто она? Она — душа,
лишённая привычной плоти,
иль тень от листьев камыша,
иль просто бабочка в полёте?
Иль голос в комнате пустой,
воспоминанье, призрак ложный;
иль взгляд Адама в день шестой
на Еву — влажный, невозможный...
***
Уже постель готова брачная
вдали, за облачной грядой, —
и одинокая, невзрачная,
летает бабочка прозрачная
над потемневшею водой.
Тебя, случайного виновника
любви и смерти наяву,
сквозь куст горящего терновника
увижу я — и позову
на вечный пир в палаты царские,
где пляшут ночью мотыльки...
В Тамбове, Ртищеве, Аткарске ли,
на берегу большой реки
ответных слов шаги неверные
звучат, как шорох за стеной, —
венчают духи атмосферные
твою беду с моей виной.
Так летний день венчают с радугой,
с прозрачным небом — стрекозу...
Так ангел где-нибудь над Ладогой
с соринкой маленькой в глазу
летит, и быстро мчится тень его,
и внятен нам его полёт,
и целый день над речкой дерево
стоит и слёзы молча льёт.